— Душ… Мне срочно нужно в душ! — я открыл дверь, и в нос ударил запах еды. Еды?

Я быстро пересек просторную прихожую и практически застыл на пороге кухни. Яна топталась у плиты в моей рубашке, рукава которой были отрезаны. Она стояла, скрестив ноги, ярко-вишневый цвет её педикюра красиво контрастировал с черным паркетом кухни, я смотрел на ее пальчики дольше, чем стоило бы. Она постукивала длинными ногтями по гранитной столешнице гарнитура, пока следила за скворчащим на сковородке завтраком. Девушка раскачивалась, тихо напевая песенку себе под нос. Я прислонился к косяку, чтобы, воспользовавшись моментом, рассмотреть ее получше. Яна была небольшого роста, поэтому моя рубашка больше напоминала халат, прикрывая ее колени. Пушистые волосы цвета молодой пшеницы. Она моргала, отчего ее длинные ресницы дрожали, а утреннее солнце сверкало бликами на выгоревших кончиках. Продолжать прятаться было бессмысленно, поэтому пришлось обнаружить себя.

— Это очень… очень дорогая рубашка. Надеюсь, что твоя стряпня того стоит!

— Привет, — Яна вздрогнула и стала поправлять длинные волосы, которые еще не высохли после душа. — Прости, но я очень проголодалась!

— Привет, — я немного замер, потому что не ожидал услышать ее робкий голос. Яна прижалась к барной стойке и посмотрела на меня, оторвав взгляд от пола. Она двигалась глазами снизу верх, а потом вспыхнула ярким румянцем, наткнувшись на расстегнутую рубашку. Яна закусила губу и отвернулась, пытаясь спрятать свое смущение.

— Я в душ…

Я сделал пару шагов вперед спиной, а потом бросился от этой занозы в ванну, где открыл кран с горячей водой. По черному кафелю поползли клубы пара. Я глубоко вдохнул обжигающий воздух и, скинув одежду, встал под душ. Иногда меня посещали противоречивые мысли. С одной стороны, мое возвращение имело веские причины, а с другой стороны? Как-то все слишком по-другому… Иначе… Я не готов ко всему этому эмоциональному, домашнему. Что это? Зачем? Я закрыл глаза и снова вспомнил эту румяную блондинку на моей кухне. Черт! Я сильно хлопнул стеклянными дверками душевой кабины, создавая больше шума, чем рассчитывал. Намного проще жить, когда сердце холодное, как снежинка, а душа сухая, как пустыня…

— Привет, — Яна варила кофе, внимательно следя за туркой, она бросила на меня едва заметный взгляд из-под опущенных ресниц.

— Знаешь, мне кажется, что ты просто забыла, как меня зовут, поэтому за сегодняшнее утро поздоровалась уже дважды!

— Черт! Прости, — Яна улыбнулась и разлила ароматный кофе по маленьким чашкам из чёрного прозрачного стекла.

— Б*ть, я себя чувствую шлюшкой, чье имя забывают наутро! — я сел на кожаный диван и закурил.

— Прости! Я помню, как ты меня спас. Помню, как нес на руках. А больше ничего не помню!

— Ладно, забыли. Ну, чем будешь кормить?

— Ну, не томи.

— Олег… Меня зовут Олег. Если снова забудешь, то я больше не стану тебя спасать.

— Отлично! Ну, учитывая, что в твоем холодильнике пусто! Представляешь, он новый, даже наклейки на месте. — она поставила на стол стопку румяных блинов и банку варенья.

— Ого! У меня было варенье?

— Нет! — Яна села на стул, подогнув под себя ногу. Она внимательно смотрела на меня и пила кофе, обхватив чашку двумя руками.

Я курил, выдыхая дым в открытое окно, а сам искоса наблюдал за ней. Лучи утреннего солнца освещали ее лицо, на котором не было ни грамма косметики. Но ей шла натуральная красота. На смуглой коже голубизна глаз была еще ярче, нежно-розовые губы казались нарисованными, а маленький носик так и хотелось пощекотать.

— Ну? Где взяла?

— У соседки, — она рассмеялась, а на щеках вспыхнул уже знакомый румянец. — Она попросила достать попугайчика, который забрался за антресоль. Я помогла старушке, а за это получила ингредиенты для блинов и варенье.

— Я запретил тебе выходить из квартиры! — вскрикнул я, но тут же осекся, когда увидел ее испуганный взгляд.

— Я… — она поставила кружку и опустила глаза.

— Ты звонила?

— Нет, не звонила. Но очень хочу! Олег, мне нужно позвонить мужу. Он, наверное, переживает.

— Конечно, переживает. Только если бы это было безопасно, то я отвез бы тебя сразу домой. А раз ты сидишь в моей рубашке, на моей кухне, то это небезопасно, — я выдохнул и, затушив сигарету, повернул свою голову, встречаясь с ее голубыми глазами.

— Ты хочешь сказать, что …

— Ян, я ничего не хочу сказать. Просто давай подождем? Посиди здесь? А вечером папа заберет тебя! Договорились?

— Но мне нужны вещи, — Яна надула нижнюю губу, но этот жест был настолько естественным, не наигранным, что вызвал улыбку.

— Это наименьшая проблема. Спасибо за завтрак! Так давно не ел домашних блинов. — Я встал из-за стола и, взяв тарелку и чашку, пошел к раковине.

— Что? Что ты делаешь? — Яна встала и подошла ближе.

— Черт! Я ловлю себя на мысли, что не понимаю тебя.

— Зачем ты моешь посуду? — она не отступала, а только скрестила руки на груди, выражая всю решимость добиться от меня ответа.

— Так… становится все интересней, — я убрал вымытую посуду в сушку и развернулся к ней. — Начнем сначала? Ты приготовила завтрак. Я поел, встал, поблагодарил за вкусную домашнюю еду и помыл за собой посуду. Что в этой логической цыпочке непонятно?

— Ты странный. Я никогда не видела, чтобы мужчины мыли посуду.

— Смотри! — я крутанулся округ своей оси. — Пока бесплатно.

Подмигнув очумевшей девушке, отправился в спальню.

Нужно выкинуть всю эту ерунду из головы и встретиться с Моисеем.

— Серега, привет, — я достал телефон и встал у окна, рассматривая набережную. Вдоль реки суетливо ходили люди. Вся поверхность воды была усыпана желтыми листьями, мелкая рябь сбивала их в кучку и старалась выкинуть обратно, на брусчатую тропинку. Но листья сопротивлялись, никак н желая покидать нежные объятия реки.

— Привет! Я уже еду, — голос Лазарева был грустным.

— Я скину тебе адрес, раз уж ты разнюхал то, что не следовало, заедешь, заберешь папку для меня.

— Ладно, эксплуататор. За это ты должен сварить кофе.

— О! Этого сколько угодно. Янке все равно делать нечего. — Я отключился и вышел на балкон, вдыхая утренний воздух.

Я долго гипнотизировал телефон, решая, как поступить правильнее. Как только позвоню Моисею, он тут же примчится, а, значит, ни о какой конфиденциальности и речи быть не может! По большому счету, моя часть уговора выполнена! Но что-то мешало позвонить, а я привык доверять интуиции. Перед глазами всплыли грустные голубые глаза девушки. Нет, я не могу рисковать. Только не я.

Мои мысли прервал звонок в дверь. Я завязал галстук и вышел из спальни, но меня опередила Янка, бросившаяся к двери так быстро, что я едва успел схватить ее за рубашку. Она отпружинила и врезалась в мою грудь.

— Что? — она опять надула губу.

— Пока это моя квартира! — шикнул я и втолкнул девушку в кухню. Она сложила руки на гуди и высунула язык, скорчив рожицу. — Ребенок!

— Зануда! — недолго думая, парировала она.

Я ногой захлопнул черную дубовую дверь и пошел в коридор. На площадке было темно, откинув дверь раздвижного шкафа, я достал из сейфа пистолет. На экране видеодомофона был виден только силуэт. Видимо, лампочка перегорела.

— Кто?

— Олег! Это Людмила Сергеевна, — писклявый старушечий голос раздался за дверью. Я спрятал ствол за спину и открыл дверь. Крохотная женщина стояла в коридоре, сжимая в руках массивную коробку, которая была больше, чем она сама.

— Это ко мне! Людмила Сергеевна? Ой, спасибо!!!! — Яна вихрем вылетела на площадку, отталкивая меня с порога.

— Деточка? Ты разберешься?

— Конечно. Вечером отдам, — счастливая девушка забрала коробку и всучила ее мне, а сама повисла на старушке. — Спасибо!

— Какая хорошая у тебя невеста! — рассмеялась соседка, поглаживая Янку по волосам. — Надо вкрутить лампочку, а то темнота!

— О! Она просто волшебная, — проворчал я и, бросив коробку на комод, вышел на площадку.