— Черт! — практически вбежал в душ, включив горячую воду. Помещение мгновенно заволокло паром.

Он густыми клубами скользил по черному кафелю, заполняя легкие обжигающим воздухом. Я вдыхал, наслаждаясь покалыванием, ощущая чувство расслабленности, которого жаждал с самого утра. Мышцы стали оттаивать, как от лютой зимы, а сердце ускорило темп, разгоняя остатки тревоги, скопившиеся за день. Единственным желанием… Нет, скорее потребностью, было упасть в кровать и уснуть, отключив мозг. Но не мог, потому что в гостиной меня ждала очередная проблема… Полуголая… Желанная, но такая грустная проблема. Заноза. Прямо в самом сердце!

***

— Ну? Идем кормиться?

Янка лежала на полу гостиной, зарывшись в тетрадках. Она болтала согнутыми в коленях ногами, легонько ударяя пятками по попе. Аппетитные округлости дрожали, и с каждым ударом край рубашки поднимался все выше и выше.

— Нет, мне нужно еще почитать, — Янка даже не повернулась, продолжая мусолить кончик ручки.

Оттолкнувшись от стены, направился в кухню. Теплая подсветка, которой почти никогда не пользовался, превратила брутальный интерьер в что-то теплое, тягучее, как мед. От этого ощущения побежали мурашки по телу. Не мешали ни резкий переход от черного к белому или от глянца к матовому. Все было гармонично. На барной стойке стояла недопитая чашка кофе, а в пепельнице лежала недокуренная сигарета. На кожаной спинке стула висела ее сумка, а на полу валялись розовые махровые носки, будто она только отошла на мгновение. Поведя носом, осмотрелся. На плите стояла кастрюля.

— Черт! Это борщ? — открыв крышку, вдохнул пьянящий аромат домашней еды. — Где она взяла кастрюлю?

— В магазине, — тихий голос за спиной застал врасплох, но я уже не вздрагивал, потому что привык.

Привык, что не один дома, привык, что в квартире появляются новые полотенца, рубашки, кровати, диваны. Что под ногами носится щенок, еле ощутимо хватая зубами ткань трикотажных брюк. Только когда я успел привыкнуть?

— Я так понимаю, что на карточке опять нет денег?

Попытался отшутиться, но Янка грозно оттолкнула меня от плиты, сухо кивнув в сторону купленного для меня кресла. Она быстрыми движениями стала нарезать хлеб, доставать что-то из холодильника, затем машинально включила кофемашину, но, взглянув на часы, выключила. Нахмуренные брови, прищуренный взгляд и слишком громкое закрывание кухонных шкафов — все говорило о том, что она злится. Злится, но продолжает сдерживаться. Не знаю, что было безопасней для меня — уйти спать, так и не выслушав, или попытаться сдуть этот шарик гнева. На столе появилась тарелка супа, две дольки чеснока и хлеб.

— Что? — я взял в руки головку чеснока. — Все было так плохо, что ты и не надеешься на продолжение?

— Ешь, — Янка достала заварочный чайник, засыпала в него две ложки чая, а потом подумала и добавила еще половинку. — Зимой необходимо есть чеснок. Пора инфекций…

Я орудовал ложкой, не ощущая ни вкуса, ни удовольствия от еды. Глаза были прикованы к хрупкой фигуре. Янка хлопала дверцами, а когда натыкалась на доводчик, то с силой прижимала глянцевую дверь, словно сопротивлялась чему-то. Налила в кружку чай, попробовала и быстрым движением вылила весь чайник в раковину.

— Та-а-а-к… А теперь дадим слово начальнику транспортного цеха… — отбросил ложку, она громко сбрякала, ударившись о край тарелки.

— Я спать! — Янка вздрогнула от резкого звука и выбежала, скрывшись в темноте коридора. Только хлопок двери дал понять, что ушла к себе.

Напряжение вновь вернулось, а голова разболелась от одной только мысли, что нужно попытаться поговорить. Бл*ть! Это слово — НУЖНО, да кому это нужно? Мне? Нет. А кому? Кровь пульсировала, заканчивая свой ритм где-то в висках, а злость застряла комом в горле. Закурив, бросился в спальню, громко хлопнув дверью. Хотелось разгромить все то, чего не было тут. Все действовало на меня раздражающе. Упав на кровать, затянулся, выпуская кольца дыма в воздух. На тумбе заботливо была поставлена пепельница. Стряхнув пепел, наткнулся на рамку. Широкий стальной кант обрамлял фотографию. Я чуть не подавился. Янка распечатала фото, которыми изводила меня, пока я был в Казахстане. Конкретно на этой были ее коленки. Кажется, что ничего откровенного, пошлого, но мой и без того бушующий пульс, стал просто зашкаливать. Как так? Коленки!

Выключил свет. Ну, как выключил… Запустил подушкой в суперсовременный светильник и все. Комната стала привычной. Ничего нет: ни ее следов, ни мебели, ни фоторамок. Только мрак и темнота. И уголек дотлевающей сигареты. Еще запах и рев… Тихий плач доносился из-за стенки, скручивая мое сердце в тугой узел.

— Хватит!

Не знаю, как я не вышел из спальни вместе с дверью, потому что перестал думать. Сердце рвалось, а нутро сжималось в конвульсиях гнева. Я рвался от дикого желания убить и пожалеть.

— Говори! — ногой открыв дверь, закричал. Янка сидел на подоконнике, поджав к груди ноги. Коленки! Черт! Убить и пожалеть. Убить и пожалеть! Осталось только определиться, что сделать вначале.

— Не хочу! — в ответ закричала она.

— Убить! — рычал, сжимая руки в кулаки.

— Что?

— Пожалеть… Определенно… — подошел близко, так, что грудью ощутил шелковистость кожи ног. Янка опустила голову, скрывшись в занавесе локонов.

— Что? — пискнула она, но так и не решилась поднять глаз.

— Ничего. Просто скажи… — я перешел на шепот, чтобы успокоить ее нервные всхлипы.

— Я думала… Думала, что ты умер. Всего пару минут, но поверила в это. Понимаешь? Я представила только на миг, что ты больше не придешь, не посмотришь на меня исподлобья, не зашипишь, когда я начну спорить. Что не увижу твои глаза, не почувствую аромат твоих сигарет. Черт! Засранец, ты хоть понимаешь, насколько чертовски приятно пахнешь? А потом пришел Лазарев и молча забрал твой компьютер и телефон, который я так и не выпускала из рук. А ты не позвонил. Ты так и не позвонил. Но я знала, что такие, как ты, не умирают от взрыва, пули или ножа. Ты умрешь стариком, пережив всех родных и близких. Мне было невыносимо больно. А я только представила… И? Как жить дальше? Как я могу? Что? Как… — Янка откинула голову, прислонившись щекой к холодному стеклу.

— Ян, ты не понимаешь, на что готова согласиться. Ты не должна понимать! Это неправильно. Я не смогу жить правильно никогда, потому что это невозможно.

— Что?

— Я никогда не смогу жить счастливо и правильно.

— Тогда научи, — взвизгнула Янка, вцепившись мне в плечи руками. Она скинула ноги с подоконника и обхватила мою талию, крепко прижимая к себе.

— Чему? — капельки пота мгновенно выступили на груди, как только я ощутил тепло ее тела.

— Жить неправильно, но счастливо! — она чеканила звуки, проговаривала каждую букву, стараясь донести до меня смысл сказанных слов. Но все, что я видел — боль. Под красными от слез глазами залегли глубокие тени. Кончик носа распух, а губы дрожали.

— Ян… — я выдохнул и прижался к ней лбом. Руки сами потянулись, обвивая хрупкое тело.

— Знаешь… Сегодня мне захотелось обратно… — прошептала она, зарываясь носом мне в шею.

— Куда?

— В прошлое. Там я — жена. Я знала, что муж всегда будет дома… Что он всегда вернется…

— Правильно, Кролик. Все правильно. Молодец! — я сильно зажмурился, а потом разомкнул руки и вышел, тихо прикрыв за собой дверь…

Глава 23

Яна

Вздрогнула. Тело сжалось в спазме, а по крови разлилось чувство страха, испуга и ужаса. Бьющееся сердце не давало прислушаться, а в голове вновь и вновь крутились собственные слова. Как только я сказала то, о чем думала весь день, силы покинули меня. Веки стали смыкаться под тяжестью усталости. Не видела, но чувствовала, как Олег вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Понимала, что осознанно пытаюсь сделать ему больно. Ловила эмоции, которые могли бы мне ответить на вопросы, крутящиеся в голове. Не могла больше думать.

— Хватит! Стоп! — безмолвно кричал мозг.